«Для меня тело — не объект наблюдения, а способ говорить о внутреннем опыте, движении, памяти, трансформации»: художница Алиса Горелова о выставке

Специально для Grazia художница рассказала о важности цвета в живописи, пределах формы и о том, что искусство не может принадлежать конкретному времени или месту.

— Тема телесности играет ключевую роль в моей практике. Британский художник Люсьен Фрейд говорил, что лицо может лгать, тренируясь в выражении эмоций, масках, социальной игре, а тело выдает все. В целом такая точка зрения была близка художникам XX века: Эгон Шиле считал, что именно через тело можно выразить подлинную природу человека, а деформации тел у Фрэнсиса Бэкона, по его словам, позволяли показать правду о человеке, а не его социальную маску.

Мне близка эта смысловая линия, но для меня тело — не только носитель внутреннего, но и материал, через который я исследую саму возможность перевода внутреннего опыта в материальную форму. В моих работах телесность становится способом говорить о переходных состояниях — между устойчивым и распадающимся, личным и коллективным, материальным и ментальным. Тело — это не объект изображения, а среда трансформации, в которой эмоция, жест, цвет и фактура образуют единый процесс.

В моем случае тело — это все. Это и материал, с которым я работаю, и язык, на котором я говорю. Для меня тело — не объект наблюдения, а способ говорить о внутреннем опыте, движении, памяти, трансформации. Я убеждена, что через телесность можно выразить любую тему — от глобальных до самых интимных. Все, что происходит с человеком и вокруг него, находит отражение в теле: оно откликается, сопротивляется, сжимается или, наоборот, раскрывается и летит. Мне интересно исследовать эти состояния — как они проявляются в пластике, в живописной материи, в самой форме. В этом смысле тело для меня — это не просто тема, а универсальная структура, в которой соединяются личное и общее, внутреннее и внешнее.

— Меня вдохновляет большой формат. Чем больше — тем сильнее ощущение свободы. Иногда возникает легкий страх перед масштабом, но в этом есть вызов, который мне нравится принимать. Большой холст создает новое пространство, в котором можно существовать — не просто писать, а буквально находиться. Последние работы я делала размером около 2×3 метров, и теперь все чаще думаю, как бы сделать еще больше.

Когда-то для меня было мучением делать маленькие работы, но я научилась — и за это благодарна годам обучения на графическом факультете в Санкт-Петербургской академии художеств, где приходилось работать с действительно маленькими форматами, концентрировать энергию в маленьком листе. Этот опыт был важен: он дал мне дисциплину и способность доводить работу до конца. Но любовь к большому формату — внутри меня. В нем есть физическое ощущение присутствия, включенности всего тела в процесс.

Формат для меня всегда задает новое решение. Отсюда, наверное, естественно родилось желание выходить за рамки: когда работа выходит на стены, у тебя есть примерный план, но пространство начинает вести, диктовать свои ходы. Это одно из моих любимых ощущений — когда начинаешь работу, у тебя есть основная идея и общий план, но работа сама начинает жить собственной жизнью, и уже не всегда я управляю процессом, часто я следую за ним. Для меня это всегда интрига — момент, когда форма сама находит свое завершение и момент, когда я почувствую, что работа закончена.

— Цвет очень важен для меня — я как будто им питаюсь. Мне нравится цвет такой насыщенности, чтобы его хотелось «выпить», как хочется выпить лазурную воду с прозрачным дном и маленькими плавающими рыбками. Есть и любимые цвета: турецкая голубая, бирюзовая, королевская голубая. Иногда пытаюсь работать в более сдержанном колорите — земляном, пастельном, но пока я не нашла решение, которое бы меня удовлетворяло. С этими оттенками как будто у работы нет нерва, и она не живет, и тогда я добавляю чего-то яркого или контрастного — и все оживает, появляется чувство удовлетворения, я успокаиваюсь.

Создание работы очень похоже на решение задачи: я не могу остановиться, пока не найду то самое решение, нужное сочетание цветов, которое «работает», достаточное количество персонажей, их расположение и отношение между собой, даже характер мазков. Я стараюсь учитывать, как зритель воспринимает цвет — с какими контекстами и ассоциациями он связан. Иногда намеренно позволяю цвету противоречить позе или настроению фигуры — мне интересно, как это напряжение начинает работать внутри картины. Я боюсь рутины, и это состояние «нерешенной задачи» не дает процессам в моем сознании «застаиваться».

Вообще создание картины часто похоже на большой котел, куда я бросаю идею, контекст, в котором живу, личный опыт, эмоции и что-то бессознательное. Все перемешивается и получаются картины. Не всегда так, но часто это происходит так. Это классное ощущение — часто непредсказуемое.

— Диалог с традицией для меня сейчас, пожалуй, один из ключевых методов. Конечно, это связано с моим академическим образованием, но не только. Я осознанно приняла это влияние и продолжаю интересоваться историей искусства.

Мне всегда было важно понимать, как художники прошлого справлялись с художественными задачами и самой жизнью. Путь художника редко бывает прямым и очевидным — особенно если ты не вырос в творческой среде. Поэтому для меня опыт художников прошлого — некий путь, который я могу сравнивать со своим. Через них я чувствую непрерывность художественного процесса, его человеческое измерение.

Возможно, именно отсюда мое ощущение, что искусство в своей сути абсолютно космополитично, что оно не принадлежит конкретному времени или месту. Если я к этому обращаюсь, я считаю важным разбираться в истории и языке искусства. Но, если честно, за всем этим стоит простое чувство — искренний интерес. Он возникает сам, без объяснений.

— Я не стремлюсь «облегчать» смысл ради того, чтобы меня поняли больше людей. Искусство не обязано быть простым — иногда ему нужно время, чтобы раскрыться. Мне кажется, зрители сегодня способны воспринимать сложность, просто для этого нужно ненадолго остановиться, позволить себе задуматься. В этом и есть ценность искусства.

Вспоминаю выставку Ансельма Кифера в Стеделик-музее — у его новой инсталляции «Скажи мне, где цветы» люди останавливались надолго, оттуда невозможно было быстро уйти. Для меня это идеальный пример того, как искусство работает: оно не объясняет, а втягивает, удерживает, заставляет остаться. Я видела, что кто-то плакал, и сама чуть не заплакала.

Мне близка идея многослойности — в любом произведении всегда есть несколько уровней, и каждый зритель считывает свой. Наверное, поэтому я так люблю живопись — я считаю, что из всех видов искусств она наиболее универсальна, открыта, ее можно почувствовать как минимум на уровне цвета. Мне не важно, чтобы зритель «понял» именно то, что я закладывала. Напротив, я стараюсь оставлять пространство для интерпретации, работать метафорично, чтобы каждый мог найти что-то свое.

— Очень точно подмечено. Для меня эти противоположности — сама суть. Все, что я делаю, строится где-то на границах: мягкости и напряжения, уязвимости и силы. Мне кажется, именно в этом и есть суть мира, и суть искусства — без одного не существует другое. Мы бы не смогли почувствовать нежность, если бы не знали, что такое боль, например.

Мир устроен через противоречия и, возможно, в этом его трагическая красота. В нашей власти лишь пытаться уравновесить эти силы, сделать так, чтобы разрушений было меньше.

Когда меня учили живописи, часто говорили, что в основе картины всегда есть конфликт — и я с этим согласна. Это не обязательно трагический конфликт, скорее напряжение, которое удерживает внимание, заставляет думать и чувствовать. Возможно, есть способы говорить о мире иначе, без противостояния, но я пока не знаю как.

— Так сложилось, что я владею техникой — училась этому одиннадцать лет, не считая детской художественной школы. Продолжаю оттачивать свою технику каждый день, работая в мастерской. Но я не вижу противоречия между идеей и мастерством. Для меня это две стороны одного процесса.

Конечно, смысл и посыл всегда первичны, но без формы, без владения материалом идея часто теряет силу. Мастерство не должно быть самоцелью, но оно позволяет идее звучать точнее и глубже. Поэтому я считаю, что важно уметь и мыслить, и делать. Искусство живет в равновесии между этими двумя полюсами.

— В том-то и дело, что я считаю: предела нет. Возможно, я не смогу четко описать, что именно имею в виду, когда говорю это, но для меня чем больше и сложнее, например, пространство, тем интереснее мне находить форму.

Более того, мне особенно приятно, когда произведение перестает быть только моим и становится более «общественным». Я бы хотела, чтобы современное искусство, в частности живопись, больше окружало людей, возможно, в неожиданных местах. Когда удается покинуть пределы холста и идти за его границы, это для меня не просто эксперимент — это азарт и радость поиска нового.