Ретеллинг — жанр литературы, где писатели представляют уже знакомому нам историю с новой точки зрения или совсем по-другому. Этот жанр появился не год назад, но сейчас он все активнее набирает популярность. И дело не только в том, что мы ностальгируем по прошлому, но и в самих сюжетах. Зачастую для ретеллинга выбирают «вечные истории» — те, которые легко адаптируются к разным эпохам, не теряя при этом психологической и культурной ценности.
Переписывая легенды: как привычные сюжеты возвращаются в новом прочтении
И почему дело не только в ностальгии
«Розенкрац и Гильденстерн мертвы»
Ретеллинг начался с классических пересказов XIX-XX веков, но тогда балом правили романтизация и идеализация. Истории любви становились более чистыми и невинными, а подвиги — героическими. Позднее развиваться начал постмодернистский подход, когда знакомые нам легенды деконструировали. А сейчас мы все чаще видим различные смешения жанров или фокус на «забытых» или второстепенных персонажах.
Хорошим и довольно знакомым примером может служить абсурдистская пьеса «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Тома Стоппарда, которая рассказывает о событиях «Гамлета» с точки зрения второстепенных персонажей — придворных Розенкранца и Гильденстерна. В ней они выглядят не как отрицательные герои, а, скорее, как невольные свидетели и такие же жертвы.
Одним из наиболее удачных, по мнению редактора культуры, ретеллингов является повесть Леонида Андреева «Иуда Искариот». Как понятно из названия, речь в этом произведении идет о предательстве Иуды и о том, какие психологические факторы стояли за этой историей. Повесть получилась настолько сложной и неоднозначной, что оставляет по себе совершенно непередаваемое послевкусие.
Однако эти примеры из прошлого века. Есть и более современные примеры — вспомните хотя бы Нила Геймана. «Благие знамения» и «Американские боги» крайне четко построены на мифологических и религиозных системах, но при этом переложены на современные реалии. Ангел и демон осознали прелесть земной жизни и нашли в ней свои маленькие радости, из-за чего пытаются предотвратить библейский Апокалипсис. А Старые Боги и персонажи из мифов, которые давно живут в США, вынуждены бороться с Новыми Американскими Богами — проявлениями современной жизни и технологии.
«Благие знамения»
Почему это популярно
Во-первых, срабатывает банальный эффект узнавания. Известная структура сюжета снижает когнитивную нагрузку, позволяя сосредоточиться на деталях, благодаря чему мы замечаем нюансы, которые раньше не видели или те, что добавил новый автор. Правильно выверенный баланс между старым и новым всегда приносит удовольствие.
Во-вторых, не стоит исключать и эффект неожиданности. Знакомое в новом контексте порой способно вызывать восторг. Задумайтесь, как выглядела бы сказка о Золушке в сеттинге вселенной, где все люди живут на гигантском космическом корабле. Чем бы она занималась? Как познакомилась с принцем? Эти предположения заставляют нашу фантазию работать на максимум.
«Американские боги»
В-третьих, переписываний мифов и легенд это не просто игра с формой, но и один из способов вести диалог с культурным наследием. В результате мы не просто можем посмотреть на то, «как было раньше», но и обсудить темы, актуальные сегодня. Многое дает и переосмысление персонажей. В конце концов, всем нам порой полезно смотреть на ситуацию под другим углом.
Риски и критика
Когда мы говорим о ретеллинге, то нередко возникает вопрос о культурной апроприации, который в последние несколько лет стоит особенно остро. К тому же чрезмерное осовременивание может стать причиной потери оригинального смысла и смысла вовсе. Еще один важный фактор — дискуссии о праве на переработку «чужих» мифов. Ведь одно дело, когда мы говорим о, например, устном фольклоре и совершенно другое, когда речь идет о произведениях, у которых был вполне конкретный автор — Шекспир, Гомер или Данте Алигьери.
Однако если отойти в сторону от этих минусов, ретеллинг — один из способов сохранить старые истории не просто на полках библиотек, куда никто не заглядывает, а рассказать о них молодому поколению и, в идеале, пробудить в них интерес к изучению оригинала.